«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников
Люс шел с правой стороны дороги сразу за старшим, неся на себе огромный, больше человеческого туловища рюкзак, с пристегнутым к нему спальником, а в руках — два баллона воды. Ноши, которые казались ранее еще легкими, теперь становились все тяжелее и тяжелее с каждыми десятью метрами. Пройдя по этому бездорожью километра три, пришлось остановиться, так как многие посчитали, что придется скинуть с себя лишний груз, который мешает экономить силы. Люс также снял с себя рюкзак, если уж группа сделала остановку, хоть и мог выдержать еще и не такую нагрузку физическую, но на всякий случай решил скинуть часть пайка и одежды в траву.
«Главное дойти, а там разберемся», — пронеслась мысль в голове Люса. И вот, упаковались и снова продолжили движение, уже четвертый километр пошел. Луна освещает часть пути.
«Черт его знает, хорошо или плохо это, когда луна», — констатирует ситуацию мозг Люса.
Пока вроде тихо, группа идет молча, упорно, и все это даже кажется бойцам, которые только-только вот попали в такую ситуацию, интересным, и в то же время организм устает, потому в мозг прокрадываются мысли: «а черт бы вас всех побрал, дойти бы побыстрее». Затем, пройдя еще четыре с лишним километра, по команде сопровождающего свернули вправо, к оврагу. Шли долго друг за другом в колонне по оврагу, спускаясь в низины и поднимаясь по ним, проходя через кустарники и целые невысокие заросли. Луна то пропадала, а то появлялась снова в небе… Выбираясь из оврагов, быстро проходили открытые места и снова попадали в низины, двигаясь так долго и нудно, молча и все так же упорно. Дорога по этому полному бездорожью по низинам, оврагам и овражкам составила около восьми километров…
Вот и первые строения видны, уже раннее-раннее утро, но еще не светло совсем. Группа зашла в село. Длинная улица из двух рядов домов, и улица эта похожа даже была на какую-то ветку села, что-то вроде деревеньки, примыкающей к самому селу. Завернув налево, вошли в разбитый, неухоженный двор. Слева, в свете луны, просматривался сарай, старые доски которого похожи на свисшую испорченную одежду убогого бомжа. Пройдя мимо этого сарайчика, бойцы могли видеть длинное низенькое строение, покрытое серой шпаклевкой. Низкие двери и несколько грязных, запыленных окон было в этом строении.
«Хозяйство…» — пронеслось в голове Люса, и этим словом он констатировал тот факт, что похоже эти строения представляют собой склад всякого деревенского хлама, который сейчас и не нужен более никому, даже бывшим хозяевам, убежавшим в ту или иную сторону от войны.
Завернули влево на крыльцо дома, начали по одному за старшим заходить внутрь веранды, затем прошагали по сеням метра четыре и вошли внутрь дома. Здесь большая комната, освещенная фонариком, пристроенным на диване, или, так скажем, на остатках того дивана, во что он превратился за последнее время. Диван стоял у стены напротив узеньких окон, что находились сразу у входа слева в шагах трех. Сам диван этот спинки не имел, был разложен, и во многих местах его торчали из больших рваных мест клоки поролона. Это я передаю здесь саму обстановку войны, ту действительность, в которой происходит все это действо, и потому пытаюсь показать ту жизнь в деталях и без прикрас. И чтобы больше было для тебя, читающий эти строки, понимания происходящего, сравню этот диван со старым сюртуком из каких-нибудь прошлых веков, сюртуком не только выцветшим, но местами мокрым и грязным, висящим в старом сарае, пропахшем застарелым гнильем и отдающем плесенью. Так смогу точнее передать состояние вещей в заброшенных домах, где приходится останавливаться бойцам. Это потом, что возможно еще, приводится хоть в какой-то порядок, а если это только временное пристанище, то здесь… главное, просто «приложить голову до утра», как говорится. Это было временным пристанищем для группы, как и для других групп, которые до этого момента в заброшенном доме побывали уже.
Итак, большая комната с диваном и еще одна комната, поменьше, в которую вел вход прямо из этой же комнаты. Этот проход был справа чуть наискосок напротив входной двери в дом. В маленькой комнате фонарик осветил большую тахту, покрытую то ли ковриком, то ли жестким покрывалом. Люди наконец-то сбросили с себя рюкзаки, есть не хотелось, а хотелось только спать. Начали устраиваться на том, что было, чтобы где-нибудь прилечь и наконец-то уснуть. Сбросили с себя бронежилеты и разгрузки, которые все же оставили под рукой, а кто-то и не снимал с себя ничего, другие все же решились снять бронежилет и пристраивали свои разгрузки у себя под головой. Спальники не распаковывали. Все оставалось так, как принесли сюда. Но кто-то в той большой комнате уже поставил кипятить чай. Там несется караул. Ночью все равно будут нести все по часу дежурство на веранде. Так надо — кто-то один должен отвечать за жизни всех, пока группа отдыхает. Пост, или, как здесь говорят, «фишка» — это святое. Заснули быстро, и вот уже кто-то из бойцов в темноте, при тусклом свете фонарика, трогает Люса за ногу, бережно его подталкивая. Люс, полусонный, сразу поднимается со своего места и, забирая с собой бронежилет с разгрузкой, бредет в большую комнату, где начинает на себя надевать эти латы. Затем выходит на веранду…
Тишина, отдает холодом, уже все же ноябрь, и ночью теперь далеко не тепло. Да, погода здесь на Донбассе гораздо уютней и теплей, ласковей, чем в средней полосе России или там, на Севере где-то, но это днем и при условии, что ветра с дождем нет, а ночи, да еще и в осенний месяц под зиму, конечно, холодные. Благо одежда верхняя демисезонная и под бушлатом есть теплая военная куртка на молнии, что обычно и выдается всем вагнеровцам в такое время года. Час прошел быстро, и Люс, пробравшись к своему месту, снова заснул, но не сразу. В голове крутились события в учебном
